– Сократыч… – жалобно пробасил он. – Телескоп-то, а?..
– Вась… – то ли с сочувствием, то ли с досадой повернулся к нему Пузырёк. Умелые морщинистые руки продолжали работать вслепую, открепляя один из баков. – Ну что ты, ей-богу… Воскресить – не воскресишь, так? Хозяева за тебя с Крестом, прости мою душу грешную, рассчитались… А то бы ещё и по тебе сейчас поминки справляли!.. Тут вон людей уже насмерть бьют, а ты… Собаку у тебя, что ли, никогда грузовиком не переезжало? Ну, погоревал… Ну и будет…
– Сократыч… – упрямо гнул свое Василий, видно, пропустив увещевания Пузырька мимо ушей. – Иди, Сократыч, помяни… Не пьёшь – так закуси хотя бы…
– Вот вам и хозяева!.. – злобно приговаривал Лёша Баптист. – Во делают! Добренькие, блин!.. Зубки чинят, ручки чинят… А мужика за зверушку шлёпнуть – это как?..
Василий медленно, чуть ли не со скрипом, повернул шею.
– Кто… зверушка?..
– Не Телескоп, не Телескоп!.. – торопливо заверил Лёша, примирительно выставив вперёд мясистые ладони.
– А ведь с точки зрения хозяев, – задумчиво начал Сократыч, принимая из рук Василия капсулу, – мы с ними, получается, вполне равноправны… Так что версия моя, увы, подтверждается. Побирушки – наши предшественники, и не дай нам бог дожить до того дня, когда мы окажемся в их положении. Под богом я, естественно, подразумеваю хозяев… Хотя… Как это ни печально, никуда не денемся – доживём.
– Ну, понёс, понёс… – недовольно сказал Лёша. – Вечно ты, дед, мозги запудришь…
– Понёс, говорите? – Сократыч прищурился. – Однако, здоровье они нам всем подарили, согласитесь, отменное. Обе недавние смерти – насильственные и с болезнями никак не связаны. Далее! Как вы думаете, сколько лет побирушкам?
– Ты заткнёшься или мне тебя заткнуть? – рявкнул Лёша.
– Я тебя сейчас сам заткну! – полоснул в ответ высокий отчаянный голос, и бледный от выпитого Ромка, пошатываясь, подошёл к Сократычу. Положил длинную узкую руку на старческое плечико и с вызовом взглянул на Лёшу. – Говори, дед…
Всё-таки авторитет Ромки, несмотря на все его недавние проказы, был ещё очень высок. Лёша поворчал и умолк… Вытирая ладони о спецовку, подошёл послушать и Пузырёк.
– Не удивлюсь, если побирушкам по нескольку сот лет, – объявил Сократыч. – А то и больше. Судите сами, детенышей их здесь никто никогда не видел. Собственно, это и понятно. Сюда прибывают лишь взрослые, так сказать, долбёжеспособные особи… И дальше каждая из них просто перестает стареть. Правда, как вам известно, детей здесь тоже ни у кого быть не может…
– М-матушка… М-матушка… – снова замычал Василий.
– Да помолчи ж ты, Вася! – взмолился Ромка и снова повернул к Сократычу бледное и какое-то перекошенное лицо. – У кого – не может? У нас или у побирушек?
– Ни у них, ни у нас.
– Откуда знаешь?.. Почему это – не может?
– А пробовали, Рома, пробовали… Не беременеют здесь женщины. А почему?.. Спросите хозяев.
– Не-на-ви-жу хозь… зяев… – простонал Никита.
Ромка вскинулся и, вздёрнув верхнюю губу, оскалил зубы. Всем даже слегка не по себе стало – до того он сразу сделался похож на покойного Креста.
– Ты! – с презрением выговорил он в несчастные пьяненькие глаза Никиты. – Ты ненавидишь? Сидишь вот и ненавидишь, да?.. Так ненавидишь, что пальцем пошевелить боишься?..
Василий медленно поднял осоловевшее лицо, недоумевая, что это за шум подняли у него над головой.
– Рома, Рома… – испуганно проговорил дедок Сократыч и, встав, молитвенно сложил ладошки. Розовое личико его было тревожно. – Послушайте меня… Я не знаю, что вы на этот раз затеваете против хозяев, но я уже, честное слово, начинаю за вас бояться… Вы ведь действительно талантливый мальчик, Рома! А хозяева, как выяснилось, ещё и убивают…
Увидев Лику с двумя тяжеленными сетками, Маша Однорукая повалилась на спину (она сидела на свёрнутом петлей кабеле) и в голос захохотала. Лика опустила сетки на пол и жалко улыбнулась.
– Тут не смеяться, – сказала она с упрёком. – Тут плакать надо.
А Маша всё никак не могла остановиться.
– Вот это загудели мужики!.. – рыдала и взвизгивала она. – Вот это загудели…
Наконец отсмеялась и села, утирая слёзы. Лика печально смотрела на подругу.
– Люська с потолка как раз перед тобой приходила, – отдыхиваясь и разминая ладонями сведённые щеки, сообщила Маша. – Ой, не могу… Аж к сердцу подкатило… Тоже тюбиков приволокла: спрячь, говорит, пока мой всё не пропил… А у тебя чего-то мало… Или ты в два рейса?
Маша задержала дыхание, потом глубоко вздохнула и успокоилась окончательно.
– Вот так, Лика! – с ехидцей заметила она. – Увела у меня мужика? Крутись теперь…
– Да не запойный он, – беспомощно сказала Лика. – Просто Телескопа очень любил… Знаешь, какая умница был Телескоп? Всё подаст, всё отнесёт… А Вася… Ему ж чтоб захмелеть – цистерну надо выпить, и то мало будет…
– А придёт, в долг попросит? – сурово спросила Маша. – Тут ко мне уже трое подгребались – просили…
– Не давай! – взмолилась Лика. – Придумай что-нибудь… Скажи: нету, мол…
Она села рядом с Машей и бессильно уронила руки на колени.
– Что делать, что делать?.. – в тоске забормотала она. – Как с ума все посходили…
– Сойдёшь тут, – помрачнев, процедила сквозь зубы Маша. – Крест, царство ему небесное, не сахар был, а всё одно жалко… Да и потом, знаешь… Сегодня – Креста, а завтра?.. Вот то-то и оно… Ну, ты давай-давай, не рассиживайся, тащи остальное! Может, помочь тебе?
– Да нет, – сказала Лика, поднимаясь. – Всё-то подчистую из кладовок выгребать не стоит. Неловко…
– Ну как знаешь… – Маша помолчала, подумала и вдруг, оживившись, щёлкнула пальцами. – А ты вот что… Посмотри побирушек. Там, по-моему, один бегает – ну вылитый Телескоп! Болтает – вовсю… Так вот ты с Васькой-то начни о Телескопе, а потом возьми да и вверни: бегает, мол, похожий… А?
Лика приподняла бровь, затем лицо её просветлело.
– Спасибо, Маша, – растроганно сказала она. – Правда ведь: клин клином вышибают… Спасибо!
Шагнула в скок и, оказавшись снаружи, огляделась. Побирушки… Как же это ей самой в голову не пришло? Пусть даже и не слишком будет похож – дело-то не в этом! В Василии дело…
Лика решительным шагом направилась было к дому, но вскоре остановилась. Василий – у Пузырька. Может быть, прямо туда? Посидеть с ними, даже немного выпить… Пожалеть о Телескопе, всплакнуть, а потом как бы невзначай… Да, но там же ещё и этот! Ромка…
Огибая многочисленные глыбы, Лика в раздумье двинулась в сторону, противоположную дому. Подходя к скоку Пузырька, она ещё издали приметила, что неподалёку от теневого овала переминается пушистый лупоглазый зверёк.
«Ой, как хорошо! – радостно подумалось ей. – Даже и врать не придётся…»
Лика хотела ускорить шаг, но потом решила не пугать побирушку. Лучше подойти помедленней… Маша была права, зверёк чем-то и впрямь напоминал Телескопа: почти такой же крупный, седая шёрстка отливает голубоватой волной… Если он ещё окажется таким же говорливым… Но тут лупоглазый повернул к ней розовую, как у Сократыча мордашку, и, подскочив, вздыбил шерсть. Эх, всё-таки испугала…
– Лик! – вскрикнул зверёк, бросаясь ей навстречу.
Лика отшатнулась.
– Бож-же… – не веря, выговорила она. – Телескоп?!
Розовые пальчики вцепились в край балахончика и яростно куда-то потащили. В круглых выпуклых глазищах зверька был ужас.
– Йоц! Йоц!
Лика наконец догадалась оглянуться – и пронзительно завизжала.
…Голый, худой, с широко раскрытыми незрячими глазами за ней по пятам, нелепо припадая на обе ноги, шёл покойный Крест.